ВОЗВРАЩЕННЫЕ ИМЕНА

ПИСЬМО РОДНЫМ ОТ ПРОПАВШЕГО БЕЗ ВЕСТИ
ЗДЕСЬ Я… ЗДЕСЬ!

Без малого 70 лет я лежу у деревушки Белогурово, что подо Ржевом. Я – это рядовой Гаркуша Дмитрий Иосифович.
На долгие годы меня приютила воронка. Пав в смертном 42-м на ближних подступах к Ржеву, и сброшенный, как сотни других убитых на этом поле, в яму, подальше от людских глаз, я все эти годы жду, когда за мной придут. Ведь обещали вернуться и похоронить по-человечески. Прах солдатский, не кости скотины! Где же вы, люди?
Все эти годы я храню на себе гильзу со смертной запиской, куда перед боем вписал свои данные и данные о родных. В ней моя последняя надежда, что когда-нибудь ее найдут, прочитают и сообщат родным, что не без вести пропал, а честно отдал жизнь за вас, люди.
…Не помню я того боя. Раз за разом мы поднимались на те несколько покосившихся закопченных печных труб, что остались от деревни. И всякий раз нам навстречу из развалин устремлялся свинцовый смерч. Уже и шага ступить некуда – все поле в телах. Вчера убило Васю Степаненко с Алтая и Васю Землянского с Брянщины, засыпало в траншее, откопать было некогда. Бегу вперед. Вон, смотрю, споткнулся и обнял землю Сема Максимов, тоже с Алтая, следом снопом повалился Ваня Лукиных из Шадринска. Скорей бы и меня убило, все равно не выжить в этом аду, а дальше терпеть сил нет…
Ох, вот настал и мой черед. Силюсь вспомнить, а не получается. Только вспышка... и вот я лежу. Деревню мы ту так и не взяли. Немец сам оттуда ушел. Вслед за ним на заход солнца ушел и мой поредевший батальон. А мы остались…
Давно на земле закончилась война, и мы, не погребенные и забытые, слышали с этого поля, как в 45-м гремели над страной победные салюты. Сотни раз я чувствовал, как там наверху, по земле, мимо меня и по мне ходили люди, ездили трактора, что-то сеяли. Им было не до меня. Живым нужно было живое. Плугами они резали землю, разрывая в клочья то, что осталось от моих лежавших тут же товарищей. Посыпали удобрениями землю, сжигая напрочь то немногое, что хранила земля от нас, убитых. Уже сквозь меня проросли корни. Уже истлела на мне гимнастерка, уже и осколки, сразившие меня в 42-м, смешались с землей. Уже и сам начал становиться землей. А я все ждал.

МОЙ ДОМ РОДНОЙ

Передо мной раз за разом прокручивается прошедшая жизнь. Тебя, Лизавета, вспоминаю, дочурок - старшенькую Зою, среднюю Настену, да младшенькую, Надюшку. Как они плакали на большаке за околицей вместе с тобой, Лиза, когда провожали на войну. Ты, супруга моя верная, еще перекрестила своего мужа вослед... И ведь было тогда мне всего 39 лет, столько же, сколько сейчас некоторым моим внукам… И все казалось еще впереди…
Вспоминал родной дом, отца - Иосифа и мать - Полину - родом из-под Чернигова, оттуда наши корни. Еще до революции родители в поисках лучшей жизни перебрались в Зауралье, где им обещали хороший надел земли и освобождение на три года от налогов. В Чесноковке Звериноголовской волости я и родился студеным 4 января 1903 года. В сельсовете всех Гаркуш записывали Гаркушиными. Так проще сельчанам и понятнее. Семья наша была большая, старшие братья и сестры. Я, стало быть, последний, пятый, у батьки с мамкой, "поскребыш", как говорили на Руси. Помню, очень было голодно. Родители оставили нас на бабушку, а сами подались на два года на заработки в красноярский Минусинск. За это время много чего поменялось в моей жизни и на селе. Я окончил церковно-приходскую школу, научился чтению и письму. В деревне открылась изба-читальня, и я тайком от деда бегал туда почитать книжки…
Каждое воскресение бабушка Полина брала меня на службу в местную церковь. Шли с ней босиком по пыльной дороге, перекинув обутку через плечо, и лишь перед церковью надевали ее на ноги. Старшие всегда веровали в Бога и дома в красном углу стояли иконы, перешедшие по наследству от пращуров, теплилась лампадка. Когда пришли советы, образа сняли и укрыли в потайном месте.
…Родители вернулись из Минусинска по весне. Помню, как тятенька обошел двор и постройки, где мычала единственная коровенка. Заглянул в овин, откуда накануне коммунары выгнали овечек с ягнятами, якобы в налог за то, что в семье нет колхозников. Зашел домой и сказал: "Другого выхода не вижу, надо вступать в колхоз". Тяжело ему было принимать такое решение.
Гаркуши никогда не слыли лентяями и лежебоками, во дворе у нас всегда водилась скотина и лошадь, наделы земельные были чистыми и ухоженными. Трудились отец с матерью на колхозных полях с утра до ночи. А дома с хозяйством управлялись мои старшие братья и сестры. Я, как немного подрос и окреп, тоже стал помогать на бригаде родителям. И на покосе стоял верховым, завершал зароды сена, и землю пахал вместе с отцом. То было детство… Тяжелое и безмятежное. И такое далекое теперь...
…Помнишь, Лизавета, как мы встретились с тобой на танцах в сельском клубе? Ты мне сразу приглянулась своей бойкостью. А гармошки до первых петухов? И наша свадьба. Всем селом гуляли! Как отделились от родителей, поставили свой домишко, колхоз здорово выручил. Вся деревня "на помочах" тогда была – так всегда было на Руси. И в радость и в горе мы всегда шли вместе.
Детишек завели на радость родителям. И жить бы нам, да поживать, да случилась война. Не пожилось тебе, Лиза, замужем.
Мужчин всех паровых одного за другим начали забирать бить немца. Подоспела и моя пора. Дождливой осенью 41-го, когда немец стоял уже у Москвы, меня и других сельчан, среди которых были Ванька Мекшун, Петька Живцов, Акимка Меняйлов, Петька Мартьянов, призвали.
Попал я сперва в Челябинск в 26 запасной полк. Потом нас вернули в Курган, где в это время формировалась 369 стрелковая дивизия. В декабре 41-го погрузили в эшелоны и прямиком на Калининский фронт. За Москвой, пока ехали, наш эшелон несколько раз бомбили, и мы выскакивали из вагонов, разбегались по полю. Командиры, матерясь, нас собирали. И всякий раз мы кого-то не до считывались, серыми бугорками они оставались лежать в поле…
Выгрузили на станции Лихославль и пешим порядком к фронту, куда-то подо Ржев. А через несколько дней первый бой… Брали одну за другой деревушки. Одно название, что деревня, от иных окромя торчащего из снега плетня ничего не осталось…
Что потом? Под Мончалово наша дивизия попала в окружение. Многих я тогда товарищей оставил там. Меня же до поры до времени судьба оберегала. Лежать бы мне в тех болотах, как многим, но хранила ты меня, Лизавета, своей любовью. Повезло, ранило, попал в госпиталь. Лежал в Кинешме, что в Ивановской области. Тяжело меня тряхнуло, в марте 42-го только выписали. И снова подо Ржев, будь он трижды проклят…
В свою дивизию я уже не вернулся, нас, латанных-перелатанных, вместе с пополнением в составе маршевой роты влили в одно из подразделений, что освобождала Зубцовский район. Нет, Лизавета, то, что нам тогда довелось испытать, я описать тебе не смогу. Под райцентром Зубцов мы форсировали реку Вазуза. Сейчас там водохранилище, а тогда ширина у нее была 40-70 метров. Много нашего брата потопло здесь, так лежат они сейчас на дне, до них уж точно теперь никому не добраться…
Мне же вновь повезло. Не пал я скошенным под Михеево, не окрасил своей кровушкой Красный овраг. Это сейчас его так зовут, потому что в 42-м вода там была под цвет нашей крови… Лежать бы мне под Болтино или Зубарево, да берегла ты меня, Лизавета. Судьбой мне было отмерено прожить еще немного и лечь на поле между Белогурово и Костоносово, в 100 метрах от речушки с таким домашним названием – Гостижа, не добежав этих метров до немецких траншей…
И вот я лежу…

ХОЧУ ТЕБЕ РАССКАЗАТЬ

…Нет, Лизавета, умереть мне было не страшно. Страшно было не увидеть больше тебя и детей. Страшно было не умереть, страшно было не жить! А мы с тобой почитай и не пожили…
Больно тоже не было, боль пришла потом, когда понял, что за нами никто не вернется. Еще было обидно, что мало этих гадов раздавил. За деревню мою и детей, за лишения, которые ты перенесла во время и после войны, родная... Горькую чашу испила ты, жена моя. Знаю, в голодном 43-м принесла с зернохранилища тайком домой зерна, чтобы вперемешку с лебедой лепешек испечь для детей. А кто-то подглядел… Знаю я кто это, да Бог ему теперь судья. Сам он себя наказал, задавало его потом в лесу деревом, а кости зверье растащило…
За тот килограмм советская власть "отвалила" тебе полновесный кусок - срок. Как моя душа стенала, когда видел я все это, Лизавета! Видел, как сестра моя забрала Наденьку, самую младшенькую, к себе. Как старшие мои доченьки трудились в колхозе, чтобы не умереть с голоду. Как сердобольные люди помогали тайком... Видел! И ничем не мог помочь! Коль жив был, разве допустил такого?! Не жили бы мои дочери в слезах и с шепотком за спинами, мол, мать - воровка, а отец не знамо где, поди к немчуре подался...
Видел, Лизавета, как ты писала запросы обо мне, а в ответ получала казенную бумага с безразличным ответами: «пропал без вести…», «сведениями не располагаем…» . Видел, как тайком от дочерей ночами ты рыдала в подушку, вцепившись в нее зубами, чтоб стенаний твоих не слышали доченьки... Ничего не мог я сделать, только к Богу обращался и молился за вас...

Я НАЙДЕН!

Чу! Кто-то идет по полю. Щупом землю проверяет. Ну, найдите же меня, найдите! Тут я! Всего 70 сантиметрами земли прикрыт! Мимо прошел… Нет, возвращается! Вот лопата коснулась меня… И вдруг брызнул свет, аж ослепило! Браааатцыыыы! Меня нашли! Гильзу мою с запиской рассматривает, косточки одну за другой в мешок укладывает. Вон в том углу еще копни, друг, там ложка моя лежит, родным ее передай! Как хорошо все же, Лизавета, что записку я свою заполнил. А ведь многие мои товарищи пустили свои медальоны на курево или просто выбросили. Навечно безымянные теперь...
Ну вот, через 70 лет и моя молитва дошла до Бога, услышал он... Какая благодать на меня спускается… Все, пора мне домой собираться...

ЗУБЦОВ

Ну, здравствуй, внучек Сашенька мой! Здравствуй, кровиночка моя! Чуял, что приедет за мной кто-нибудь из нашего разросшегося рода Гаркушей - Добрыдиных - Тарасовых - Ельциных. Хороший сынок вырос у Наденьки моей младшенькой! И как ты похож, Саша, на меня! Не оставил деда, помог домой вернуться! По дороге в родную Чесноковку сколь рассказов от тебя услышал! И то, что у меня теперь 10 внуков да 16 правнуков. Что растет третье поколение Гаркушей - 8 праправнуков! Значит, не зря я голову сложил за род свой, продолжился он в Надюше и Настасье, в их детях и внуках! Спасибо зубцовским ребятам, что приняли меня как родного и по православному обычаю снарядили в дорогу домой. Что тебя, внучек, встретили да отправили в дорогу со крестом...

КУРТАМЫШ

Ну вот, наконец-то добрались до станции, откуда отправляли нас в Челябинск. Изменилось село, не узнать теперь. Разрослось, каким-то высоким стало. Или это меня все больше к земле родной притягивает? Особую честь оказали, в районном музее прах поставили, чтобы земляки могли проститься со мной... Не думал я, что позже своей Лизаветы и доченьки старшей Зои, буду земле предан. Скорее везите меня на малую родину, где дом наш со ставенками скрипучими, ворота, из которых 70 лет назад шагнул я в безызвестность...

ЧЕСНОКОВКА

Родные мои и горячо любимые, здравствуйте! Ваш солдат, рядовой Гаркуша Дмитрий Иосифович, воротился на родную землю! Я обрел покой, благодаря вам, современники! Вижу дом свой и старый клен у изгороди, конотопку около калитки и скамейку. Низкий поклон тебе, земля родная! Слышу ваши голоса... Мне и грустно, и радостно. Грустно от того, что навсегда отлетаю теперь ко своему Отцу Небесному, радостно, что проводить меня вышли все. Значит, память крепка у вас, земляки! Отрадно, что доченьки мои папку своего не забыли, помнят и чтут. Вот теперь рядом с Лизаветой лежать буду да с отцом и матерью моей! Низкий поклон вам, люди добрые! Я вернулся!
( События тех страшных дней восстановлены командиром поискового отряда "Броня" из Мордовии, Алексеем Кузнецовым, с помощью его отряда и найден солдат Дмитрий Иосифович Гаркуша).

КИМ

Его звали Кимом. Просто и кратко - Ким. В те далекие двадцатые годы имя не редкое - Коммунистический Интернационал Молодежи. Мода была такая - давать своим детям революционные имена. И родители, поддавшись ей, своего первенца назвали Интернационалом молодежи. Родился мальчик на зауральской земле, плодородной и богатой хлебными нивами, в семье, только что вступившей в колхоз и верующей в светлое коммунистическое будущее. Детство его прошло в Кокоревской сторонке, где кроме избы-читальни, сельского клуба у ракит да медпункта с магазином, пожалуй, ничего достопримечательного и не было. Но для него, мальчугана, каждый новый день приносил открытия. Потому что деревенька Кокорева стояла у развилки дороги, идущей на Тюмень, по которой проезжали повозки с провиантом, шли груженые чем-то машины в сторону большого города. А еще был Запрудок, где в летнюю пору малышня весело купалась до самого вечера и играла в салки и прятки. Неглубокие овражки давали волю чапаевским играм с деревянными саблями и верхом на хворостинках - подражание боевому коню легендарного Чапая.
Кино в сельский клуб привозили на лошадке раз в 10 дней, и районный киномеханик вручную крутил ручку у аппарата на полянке около стены культурного заведения, где развешивали старенькую простынь для просмотра киноленты. В самом клубе фильмы глядели взрослые в зимнее время, но летом, чтобы не засорять избу семечковой лузгой, только на улице.
В деревне была школа, куда с семи лет Ким ходил учиться. Любил уроки истории, потому что старенький седоволосый учитель рассказывал ребятам о мировой революции, товарище Ленине и о том, что жить они будут в коммунистическом будущем, которое строит успешно Советская Власть, без помещиков и капиталистов. Дома, подтверждая слова учителя, о советской власти рассказывала ему бабушка, Евдокия Захаровна Вершинина. В свои юные годы, будучи членом РКСМ, она в составе бойцов ЧОНа принимала участие в раскулачивании богатых сельчан, и об этом рассказывала своему любимому внуку не на один раз.
К сельскохозяйственному труду мальчишка привык рано, потому что нежданно-негаданно в середине 30-х годов в их дом постучала беда - ушел к другой женщине отец, оставив мать Александру с тремя детьми одну. Что уж там произошло между родителями, нам неведомо, но с его уходом вся тяжесть мужской работы легла на плечи старшего сына. Мать с утра до ночи трудилась на ферме, мальчик дома работал на огороде, колол дрова, носил воду с речки для полива, присматривал за маленькой сестренкой. А вечерами при свете керосиновой лампы или лучинки,( дома берегли керосин), читал запоем героические книжки о гражданской войне, взятые из избы-читальни. В 16 лет его уже определили на колхозные работы. Окреп, возмужал за год.
К июню1941 года Киму было только 17 лет, но когда объявили всеобщую мобилизацию, пешком пришел в военкомат с просьбой - записать его добровольцем. В военкомате, в августе, как комсомольцу, и вручили парню повестку.
Сестра его Нина вспоминает: "Помню, как его провожали на войну, да и других мужиков, всей деревней. Мне тогда было уже 10 лет и многое отложилось в памяти. Рев стоял, бабы голосили. Кимушка был самый молодой, провожали из родных только я и мама. Мама работала на ферме дояркой, жили бедно в вершининском крае за рекой. До войны Ким некоторое время жил с бабушкой, она, патриотка за советскую власть, ему и дала это имя, по-видимому, чтобы в церкви родители не смогли его окрестить. Мама любила брата больше нас, всех детей, видимо, из-за его отца, первой неудачной любви. Ким на большаке оглянулся, как бы прощаясь с нами, весело махнул рукой и побежал догонять строй мужиков на дороге, ведущей в Мокроусово".
По команде К. Вершинин был направлен в учебную полковую школу в г. Чебаркуль Челябинской области и там, пройдя краткосрочный курс молодого бойца, отправлен на фронт. Попал в 1942 году в состав 369 стрелковой дивизии, сформированной по воле случая в 1941 году в Кургане, в основном, из земляков, призывников старших возрастов (35-40 лет). В это время дивизия, уже будучи пополненной, учавствует под Москвой в Ржевско-Вяземской операции, пытаясь освободить город. Но безуспешно.
Рядовые бойцы, зная, что солдатик с далекой зауральской деревушки почти ребенок, как могли, оберегали его от шальной пули. Он был сначала ординарцем при штабе на посылках у командира, затем по слезной просьбе, направлен на учебу в полковую разведшколу. Видимо, в генах кипела кровь его бабушки. А в это время дома от сына весточки ждала его мама, Александра Ивановна. Сестра Нина рассказывает :"Мама предчувствовала гибель Кима. Накануне, при разговоре с соседками, говорила, что постоянно ноет и болит сердце. Тополь у дома стоял, прилетела кукушка из леса, села на него и все куковала да куковала. У мамы екнуло сердце, зашла на ограду и сказала, мол, убьют моего Кимушку, повешусь"...После гибели брата тополь почему-то засох и его срубили."
А домой приходили от мальчика Кима нечастые письма. Их читали до дыр всем околотком. Нина многие строчки почти выучила наизусть. В письмах матери сын писал - ровно половину - приветы своим близким и знакомым, затем несколько скупых строчек о себе и товарищах, спрашивал, как идут дела в колхозе, много ли посеяли нынче пшеницы, кого забрали из односельчан на войну...По весточкам с фронта чувствовалось, что скучает парень по родной сторонке, и мать ночами плакала в подушку, тихо подвывала ей собака во дворе...
В июле 1943 года 369 дивизия приняла участие в Брянской операции. Отличились бойцы этой дивизии и при освобождении Кричевского района.
Ким Вершинин за три года стал настоящим бойцом, появился навык армейской жизни. Именно в этот период, судя по документу ЦАМО, от имени Президиума Верховного Совета Союза ССР "за образцовое выполнение заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленную при этом доблесть и мужество", его награждают медалью "За отвагу". В наградном листе написано:" Красноармейца-разведчика 4 батареи 929 артиллерийского полка Вершинина Кима Дмитриевича за то, что он, находясь на передовом наблюдательном пункте батареи, автоматным огнем отражал атаки пехоты противника. 5 февраля 1944 года в районе восточной окраины хутора Момачино, убил из автомата немецкого офицера "обер-лейтенанта", чем способствовал дезорганизации атаки, которая была отражена".
Самое интерсное, что для начальства Ким так и остался 1921 года рождения, вот как он стремился рано повзрослеть, приписав себе два года. В послужном его списке написано, что "призван Мокроусовским РВК Челябинской области 15 августа 1942 г., комсомолец."
18 июня 1944 года дивизия форсировала реку Днепр, приняла участие в Могилевской операции, прорвала сильно укрепленную оборону противника, форсировала реки Проня и Бася, с боями продвинулась на 25 километров, нанеся врагу значительный урон. Участвовала в непосредственных боях по освобождению Могилева. Продолжила наступление по Белоруссии, участвовала в уничтожении минской группировки врага. ( Из Википедии)
Ким погиб в одном из боев от шальной пули в Могилевской области 9 мая 1944 года под хутором Долгий Мох Чаусского района. Вместе с остальными погибшими бойцами захоронен на гражданском кладбище в братской могиле. Так и остался лежать наш зауральский Коммунистический Интернационал Молодежи на белорусской земле, не улетел курлыкающим журавлем к себе на малую родину... Александра Ивановна после гибели старшего сына занемогла, умерла рано, в 50 лет от инфаркта, так как сердце ее не перенесло столь значимой для матери утраты.
Вспоминает двоюродная сестра Людмила К.Д.Вершинина :" Я помню, когда гостила у тети Александры в ее маленьком аккуратном напротив магазина домике, мне было тогда лет 8-10, она возле него посадила тополь, и назвала дерево Кимом. По вечерам любила на лавочке сидеть возле него, молча о чем-то думать. Тетя Саша мне запомнилась своим трудолюбием, аккуратностью. Все то у нее в доме было на своем месте, везде чистота и порядок. Еще помню, как тетя Саня иногда неправильно ставила ударения в словах, получалось комично. Она повторяла, что так говорил Ким....Никогда не забывала о своем мальчике, хотя вслух не признавалась об этом. Дома над ее кроватью висел портрет сына в военной форме, видимо, с фронта брат присылал карточку, которую она впоследствии заказала в фотоателье на портрет. Куда он потом делся, не знаю. Жаль, что не сохранили родственники, кто провожал в последний путь тетю Сашу"....
Из паспорта захоронения бойцов 369 дивизии мы узнали, что ухаживает за братской могилой Волковичский УПК - ребята из сельской школы. И летит письмо от двоюродной сестры Людмилы в далекую Беларусь с поклоном и благодарностью, что помнят люди тех, кто погиб, защищая их землю...

С уважением, Наталья Захарова

 

Помочь Мемориалу Великой отечественной войны www.kremnik.ru


Владелец домена, создание и сопровождение сайта — Елена Сунгатова.
Первоначальный вариант Книги Памяти (2007 г.) предоставлен — Михаилом Черепановым.
Время генерации: 0.086 сек