Абдулла Баттал: отстоять доброе имя

РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ АБДУЛЛЕ БАТТАЛЕ

Я Фарит Баталов, один из пятнадцати племянников Абдуллы Баттала – соратника Мусы Джалиля по подпольной борьбе в фашистском плену. С 29 августа по 4 сентября 2009 года, после почти шестилетней подготовки, я с дочерью наконец-то побывал в Берлине.

Мы с нашим знакомым, профессиональным пере-водчиком Джоном Ноксом, посетили место казни группы Курмаша в тюрьме Плетцензее, музей Германского Сопротивления на Штауффенберг-штрассе и при помощи главы татаро-башкирского культурного центра Венеры Вагизовой, также свободно владеющей немецким, даже смогли получить в ЗАГСе района Шарлоттенбург документ о смерти дяди Абдуллы! Разумеется, я не мог упустить случая, чтобы не поинтересоваться возможными причинами разоблачения подпольной группы Курмаша. Сказав только, что гестапо имело необычайно разветвлённую сеть осведомителей, и Венера ханум, и сотрудник музея Германского Сопротивления господин Андреас Хербст фактически повторили слова Ф. Султанбекова, не подтвердив версию о вине именно Абдуллы Баттала.

Я не застал дядю Абдуллу, поэтому мне остаётся привести воспоминания о нём очевидцев. К сожалению, о дяде Абдулле мало что удалось узнать даже у его старших сестры и братьев. Самый старший брат Галимзян, прошедший Гражданскую войну, погиб в первый же год Великой Отечественной под Москвой; Лейла с мужем и примкнувший к ним Салих были вынуждены покинуть деревню из-за голода в 1921 году; Мобарак абый плохо поддавался просьбам рассказать историю их семьи… Родственники соглашались с тем, что лучше всех дядю Абдуллу знал мой отец, потому что он дольше остальных прожил с ним в деревне. Добавив к его рассказам воспоминания других родственников и односельчан, получим следующий портрет.

…Абдулла Баттал – Габдулла Вазыхович Баттал - родился 1 мая 1916 года в деревне Большие Тиганы бывшего Спасского уезда Татарии (теперь Алексеевского района Татарстана) в семье крестьянина-середняка. Он был пятым из шести детей, оставшихся в живых (по данным моего отца, составившего генеалогическое дерево своей семьи, четверо умерли; если бы они выжили, дядя Абдулла был бы девятым). После рождения Габдуллы его мать заболела и его вскармливали соседки с грудными детьми. Несмотря на это, он вырос крепким и здоровым и, наверное, поэтому - очень общительным и ни на кого не похожим. Хоть он был не самым младшим ребёнком, его все баловали и на все его проделки смотрели сквозь пальцы. Иногда, потеряв терпение, мать то ли в шутку, то ли всерьёз говорила: «Разве ты мой ребёнок? Ты питался молоком со всей деревни, ты же общий ребёнок». Габдулла не был похож ни на кого из братьев. Все – черноволосые, черноглазые, чернобровые, а он – белолицый, с соломенными волосами, голубоглазый, веснушчатый. Ус-лышав от кого-то, что есть такой способ избавиться от веснушек, мальчик втайне тёр лицо снегом, взятым весной с воробьиных следов. Габдулла вырос весёлым, открытым, с чувством юмора.

В те года было трудно с продовольствием, и родители расходовали продукты экономно. Габдулла, кото-рому было три или четыре года, заметил: когда приходил гость, на стол выставлялось самое вкусное. Он выходил из дома и, встретив кого-нибудь, говорил ему: «Папа зовёт тебя в гости». Ничего не подозревавший отец радушно встречал гостя, угощал его самым вкусным и, разумеется, часть угощения перепадала Габдулле.

По окончании семи классов сельской школы Габдулла работал в колхозе; закончил среднюю школу в Чистополе; как его отец, поработал на шахте в Донбассе. Вдохновлённый примером брата Салиха, Габдулла стал мечтать о военной службе и носил его фуражку лётчика. Когда он выходил на улицу в будёновке, дос-тавшейся от Салиха, с голубой звездой с его лётного шлема, то оказывался в центре внимания девушек. В этой будёновке, полулёжа, он сфотографировался с группой колхозников в 1930 году под переходящим знаменем, полученным за высокий урожай. Увеличенное изображение Абдуллы с этой фотографии стало классическим; таким теперь его видят на различных плакатах и, конечно, на барельефе у казанского Кремля. (Добавлю от себя: сын сестры Лейлы Нариман был настолько похож на дядю Абдуллу, что по приглашению художника Искандера Рафикова позировал для его известной картины «Джалильцы»). Сын дяди Салиха Виктор запомнил, как дядя Абдулла говорил ему: «В армии мне дадут коня и саблю».

В 1937 году его призывают в армию. Габдулла служил в казанском Кремле; по собственному желанию был направлен на курсы младших командиров – в «Татаро-башкирскую военную школу». В это время с ним произошёл несчастный случай. Когда он ехал в бричке на склад за продовольствием, на улице Банковской – ныне Джалиля, ближе к Булаку, лошадь испугалась машины и понесла. Габдулла попал под колесо, повредил ногу.

После госпиталя Габдулла ходил прихрамывая. Признанный негодным к военной службе, он возвращается в родную деревню и становится заведующим клубом. Эта работа приходится ему по душе. Он собирает вокруг себя молодёжь, налаживает культурно-просветительную работу. Почти каждую неделю в клубе давался концерт или спектакль, в котором Габдулла участвовал или как конферансье, или артист, или чтец-декламатор; он виртуозно играл на баяне; с тёзкой-односельчанином Габдуллой Исмаковым играл главные роли в спектаклях в деревенском клубе.

Как-то для участия в спектакле «Галиябану» из другой деревни пришёл двоюродный брат Габдуллы Асхат. Чтобы лучше изобразить сына богатея Исмагила, он выпросил у отца Габдуллы карманные часы – их дом всегда был полон разных часов, которые приносили моему дедушке со всей округи как известному мастеру для ремонта. Во время игры Асхат часто вынимал часы и крутил заводную головку. После спектакля Габдулла принёс часы домой и там его отец обнаружил, что от частой заводки сломалась пружина.

Однажды был поставлен спектакль силами семьи Батталов: все пели, плясали, Салих страстно читал стихи. Габдулла тоже писал лирические стихи, которые охотно печатали в районной газете; у него был красивый почерк. Какое-то время спустя его пригласили в редакцию и предложили место корреспондента. Так несколько месяцев перед войной Габдулла поработал сотрудником редакции. Габдулла много читал; особенно любил поэзию Такташа, которую почти всю знал наизусть. У него было довольно много самодельных тетрадей – сборников стихов. Мой отец говорил: «Если бы Абдулла остался жив, в поэзии он, очень возможно, превзошёл бы брата Салиха». К сожалению, мать по религиозным соображениям сожгла все рисунки из его тетрадей; скорее всего, и тетради постигла та же участь.

Габдулла был мастер и критических заметок. Как заметит в колхозе какой недостаток – задавал жару, а подпись ставил «Г. Баттал.». Брат Галимзян ругал его: ты, мол, пишешь, а ответы приходят ко мне; подпи-сывайся как-нибудь по-другому… После этого Габдулла стал подписываться «А. Баттал», да так и остался в истории под таким именем – Абдулла.

Как-то его пригласили в Казань выступить по радио. В то время не было магнитной записи звука, только «живой» эфир, и многие перед микрофоном смущались, терялись. Даже знавший собственные стихотворения наизусть Хасан Туфан читал их по книге. А Абдулла, оказавшись перед микрофоном первый раз, чётко прочитал стихи наизусть, да ещё и вставил сердитые критические слова в адрес колхозного руководства вместо заранее вручённого ему хвалебного текста. Приезжая в Казань, Абдулла обычно останавливался у сестры Лейлы. Он и в плену при заполнении «смертной карточки» местом жительства назвал Казань, а вместо имён родителей – имя сестры и её мужа Гарифа. Как я слышал, это он сделал, чтобы смягчить удар для матери – чтобы сообщение о его смерти пришло сначала не к ней.

Общительный Абдулла быстро сходился с людьми. Он первым знакомился со всеми приезжавшими в деревню, звал их в гости. Родители укоряли его: предупредил бы заранее, сынок, мы бы успели накрыть на стол… Ещё он очень любил детей; они постоянно вертелись около него. Он водил их в лес, где в стихах рас-сказывал им сказки о деревьях, растениях, цветах.

Абдулла хотел пойти на Финскую войну, но его не взяли. Он говорил: «Жизнь моя будет короткой».

В 1938 году он женился на девушке из своей деревни Хадиче. К сожалению, их дочь Раиса умерла, не достигнув двухлетнего возраста. Во время одного из послевоенных посещений деревни мой отец на мельнице встретил Хадичу. Она заплакала: «Не вышло у нас счастливой жизни…». Позже, попросив символического разрешения у матери Абдуллы, она вышла замуж за другого. У её второго мужа уже было двое детей, потом появилось семеро своих. В последние годы Хадича жила у детей и умерла в 2003 году.

С началом Великой Отечественной войны Абдулла стремится на фронт и добивается своего. Мы не знаем, где он воевал и как попал в плен, не знал этого и его товарищ по подпольной борьбе Фарит Султанбеков, с которым мне посчастливилось познакомиться. «Я не спрашивал об этом Абдуллу» - ответил он мне. Как известно, в плену дядя Абдулла входит в состав подпольной группы, возглавлявшейся Гайнаном Курмашем, выполняет обязанности связного; совместно с Курмашем, Хасановым и Султанбековым распространяет ан-тифашистские листовки. Когда из-за предателя подпольная группа была разоблачена, все её члены, начиная с 10 августа 1943 года, были арестованы. 25 августа 1944-го Абдулла Баттал был казнён восьмым на гильотине вместе с десятью товарищами по группе.

После войны ни один наш родственник, конечно, не верил, что товарищи Джалиля изменили Родине, ну, а посторонние люди легко начинают верить слухам. Отец, работавший в то время на заводе мастером, слышал за спиной перешёптывания типа: «Вот брат врага народа!»; его вычёркивали из списков представленных к государственным наградам. Постоянное упоминание о брате как об изменнике способствовало ухудшению характера отца и, я считаю, в конечном счёте подорвало его здоровье. К тому же, когда при Брежневе прошла кампания по обмену военных билетов, у него исчезла запись об участии в войне и, как следствие, он не получил соответствующего удостоверения. Вот так: боевые награды есть, а удостоверения нет – как у самозванца. Из-за такого отношения к себе (и братьям) отец с выходом на пенсию с облегчением вышел и из партии. А когда неимоверными усилиями удалось восстановить статус участника войны, отец получил через меня новенькое удостоверение уже неизлечимо больным, у него даже не хватило сил поставить в нём подпись. Меньше чем через полтора месяца он умер.

Отец сказал как-то со скорбью: «Даже хорошо, что Абдулла погиб в плену. Если бы он вернулся с войны, его убили бы в сталинских лагерях». В марте 1990-го мы получили анонимку, адресованную отцу – статью из газеты «Татарстан яшьләре» об историке Габделбари Баттале, умершем в Турции в 1969 году. Поля газеты были полуграмотно исписаны по кругу корявым почерком: «…Баталов, вы врёте, что ваш брат казнён – он жив, он фашист, предатель… Ты хуже абдуллы (имя с маленькой буквы – Ф.Б.), вас судить надо…» - и т.п. По почерку и ошибкам мы узнали анонима: им оказался человек, 15 лет назад ставший нашим родственником, и его сын подтвердил наше предположение. Через три с половиной года этот родственник как ни в чём ни бывало позвонил нам по поводу кончины моего отца с укором, почему, мол, мы не сообщили ему об этом печальном событии. Я ответил: «Достаточно того, что об этом знал ваш сын» - и положил трубку.

Как известно, в 1994 году, когда исполнилось 50 лет со дня казни группы Курмаша (Джалиля), у памятника Джалилю были открыты барельефы его боевых товарищей. В 1999-ом одной из улиц родной деревни Абдуллы Баттала решением сельсовета было присвоено его имя (появились также улицы Салиха Баттала и Мусы Джалиля); 8 мая 2003-го в деревне состоялось торжественное открытие нового здания уже существовавшего краеведческого музея, одна из комнат которого посвящена семье отца.

Был и Указ президента СССР Михаила Горбачёва от 5 мая 1990 года, которым он посмертно наградил «джалильцев» орденами Великой Отечественной войны I степени. Следующий день, когда мы услышали эту новость, стал для нас, особенно для моего отца, праздничным. Правда, как рассказал в интервью газете «Со-циалистик Татарстан» писатель Туфан Миннуллин, тогда народный депутат СССР, этот Указ появился ис-ключительно благодаря его энергии, когда он чуть ли не «взял Горбачёва за горло». Через полтора года пре-зидент Татарстана Минтимер Шаймиев, исполняя этот Указ, вручил ордена родственникам героев. А в 2005 году им были вручены ордена «Великая Победа»; этот орден был вновь учреждён Академией проблем безо-пасности, обороны и правопорядка.

Теперь позвольте поделиться некоторыми грустными мыслями.

Во-первых. По-моему, соратники Джалиля – и казнённые вместе с ним, и избежавшие этой участи – до сих пор остаются в тени Джалиля, несправедливо долго упоминаясь в средствах массовой информации обычно только во время его очередного дня рождения - когда по именам, когда как пресловутая «группа товарищей». Как говорил 23 августа 2006 года в музее Джалиля на встрече, посвящённой 100-летию со дня его рождения писатель Рафаэль Мустафин, после неоднократных отказов в Москве присвоить «джалильцам» звания Героев Советского Союза было решено увековечить их память присвоением их имён улицам, посёлкам и т. п. Однако это решение выполнено практически для одного Алиша. Родная деревня Абдуллы Баттала не в счёт – если улица там и получила его имя, то по местной инициативе.

А имя Джалиля, естественно, было присвоено всему и вся, вплоть до станции на Байкало-Амурской ма-гистрали и «малой планеты № 3082».

К слову, о наименованиях: складывается впечатление, что решение о присвоении улицам и пр. имён «джалильцев» принималось в зависимости от их довоенных профессий, а не от участия в руководстве под-польной деятельностью в фашистском плену. Заслуженно увековечены имена писателей Джалиля и Алиша, но ведь их товарищи – бывшие учитель, инспектор Госстраха, колхозник и завклубом, товаровед, строители, бухгалтеры и военнослужащие - проявили в плену не меньший героизм.

Теперь признано, что истинным руководителем «подпольной группы Джалиля» был Гайнан Курмаш, и её осторожно начали называть «группа Джалиля-Курмаша». Если Джалиля наградили орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда» Героя в 1956 году, то его товарищей первым орденом «Великой Отечественной войны» «со скрипом» в 1990-ом - через 34 года после Джалиля; памятник Джалилю открыли в 1966-ом, ба-рельефы товарищам – в 1994, через 28 лет. Когда наступит очередь улиц? Или количество объектов с именем Джалиля «компенсирует» отсутствие имён его товарищей?

17 февраля 2007 года в передаче «Доброе утро» («Хәерле иртә») телеканала ТНВ преподаватель Казанского государственного университета Хатип Миннегулов сказал по поводу 101-летия со дня рождения Джалиля (привожу в переводе, но по записи с эфира): «…проведено много мероприятий, но до сих пор мы не можем поднять Мусу Джалиля на должную высоту соответственно его деятельности, его творчеству… А ведь его деятельность, самоотверженность были настолько велики, что не было бы преувеличением сделать его одним из символов татар». А я думал, что эта задача давно перевыполнена… Упорное обожествление одного из равных между собой не укрепляет автоматически уважения к нему, и я согласен с Михаилом Черепановым, заведующим Музеем-мемориалом Великой Отечественной войны в Казанском Кремле, который пишет в своей книге «Зачем живым Долина смерти?»: «Такие «приписки» только компрометируют Джалиля» (статья «В чём заключался подвиг Джалиля?», стр. 181).

Словно отвечая Миннегулову, через полгода – 25 августа на митинге у Кремля заместитель министра культуры РТ Айрат Заббаров сказал: «Джалиль – гордость татарского народа, непоколебимый символ на-ционального духа»; Туфан Миннуллин: «Мы вспоминаем Джалиля не только как конкретного писателя, героя, но и как символ татарского народа…». Остальные, естественно, выражались в том же духе, только без слова «символ». Приятно отличалось от других выступление поэта Рената Хариса: он выразил сожаление, что в Татарской энциклопедии нет отдельных статей для каждого товарища Джалиля; раз они увековечены «в мраморе, граните и бронзе», то почему они не увековечены в книгах и энциклопедиях? Эта очевидная идея давно витает в воздухе, но мне его выступление понравилось потому, что эта мысль была высказана перед общественностью, пусть и такой немногочисленной, какая может собраться в этот день перед Кремлём.

Обращаю внимание: я не ставлю под сомнение личных заслуг Джалиля, хотя такие сомневающиеся – и старше, и моложе меня - есть и сейчас, и речь здесь не о поэтических способностях его и его соратников.

Во-вторых, почти во всех публикациях и передачах об Абдулле Баттале (как и о его брате Салихе) ока-зываются искажены факты. Правда, есть один автор, который не вызывает у меня по этому поводу раздра-жения. Это, по его собственному выражению, «задушевный друг» дяди Абдуллы по плену Фарит Султанбеков, с которым я успел познакомиться. В своей книге «Мужество останется в веках» он пишет (стр. 164): «…в Едлино и Хасан с Батталом, в глаза сцену не видавшие, носили гордое звание артиста». Завклубом, чуть ли не еженедельно ставивший спектакли и исполнявший в них главные роли – и не видал сцены? Но Султанбеков - открытый человек, уважительно отзывавшийся о товарищах, прошёл с дядей ужасы лагерей, поэтому он мог искренне ошибаться. Но чем объяснить слова «кандидата филологических наук, исследователя-джалиловеда» Исхака Забирова, пишущего в своих «документальных очерках и этюдах» «Джалиль и джалильцы» (Казань, 1983) об Абдулле Баттале (стр. 102): «Правда, он не владел даром поэтического слова, но вёл большую пропагандистскую работу…»? Человек писал стихи, которые публиковали в газете, «не владея даром поэтического слова»? Или «исследователь-джалиловед» обязан соблюдать точность только в отношении Джалиля?

Один известный писатель написал в общем-то красивую, хоть и с выдумками, статью о моём отце и его братьях, разумеется, уважительно упомянув и Абдуллу Баттала. А на следующий год, когда он увидел в от-рывном календаре листок с текстом о «джалильцах», у него невольно вырвалось: «Ну и дураки были эти джалильцы! Стоило ли отдавать жизни за идею…». Как говорится, сказано «по Фрейду».

Кстати, художественный фильм «Моабитская тетрадь», на который ходили все наши родственники, им не понравился. По их отзывам, в нём не рассказали толком о товарищах Джалиля, и актёр, исполнявший роль Абдуллы, не был похож на него…

В-третьих. Где доказательства, что причиной разгрома подпольной организации Курмаша-Джалиля явилось то, что провокатору проболтался Абдулла Баттал? На возражения типа: «Товарищи характеризовали Баттала как доверчивого человека» я могу сослаться на книгу, «написанную на документальной основе» - «Люди и маски» (Карчевский Ю., Лёшкин Н., Уфа, 1982). Здесь показывается, что провокаторы начали раскрывать подпольную группу через Курмаша и Джалиля: «Можно документально подтвердить, что и Курмаш вёл откровенные разговоры с Ямалутдиновым, да и с Исламгуловым и Тинчуриным тоже» (все фашистские агенты – Ф.Б.; стр. 102); «Пока Джалиль готовил на кухне ужин, Мурзагулов знакомился с его не-многочисленной библиотекой… Между страницами 46-47 был заложен листок, исписанный по-татарски… Это было «Обращение к солдатам легиона». Оно призывало принять участие в дне «Х», повернуть оружие против гитлеровцев…» (стр. 104-105); «В одной из «Моабитских тетрадей» Муса Джалиль указал, что предал подполье Ямалутдинов… Но он знал лишь нескольких человек и только в Едлино. Тюремному же заключению подверглось сразу несколько десятков – одновременно в Едлино, Берлине и на Украине» (стр. 109).

В 2006 году у Р. Мустафина вышла книга «Муса Җәлил турында истәлекләр» (почти та же книга Гази Кашшафа 1964 года «Муса турында истәлекләр» – «Воспоминания о Джалиле», но дополненная несколькими главами), в которой к рассказу подпольщика Михаила Иконникова добавлены два его письма Мустафину с таким предисловием (даю в переводе): «…Привожу отрывки из этих до сих пор не публиковавшихся писем (Выделено мною – Ф.Б.). В основном речь в них идёт об Ахмете Симаеве. Но эти письма помогают полнее представить, что пережили Джалиль и его товарищи». Вот красноречивый отрывок из одного из писем Иконникова (стр. 223): он пишет, что в связи с доставкой двух беглецов в лагерь Рабендорф «…Симаеву добавилось волнений: перед самым восстанием члены подпольной организации, забыв об осторожности, начали обнаруживать себя, доверяя незнакомым людям… Много чего они начали понимать уже после суда. Они увидели ошибки друг друга, но обид не держали. …Муса был чрезмерно доверчив, хотя в группе не только он, но и другие страдали легковерием. Потому что никому из них и в голову не приходило, что среди советских людей могут быть предатели. Это – основная ошибка Джалиля, говорит Симаев. Из-за этой чрез-мерной доверчивости все знали даже, где спрятаны листовки Джалиля…». Разумеется, я допускаю, что среди «других легковерных» мог быть и дядя Абдулла, но, если бы даже так и было, почему «другие» превратились в одного Баттала?

Наконец, Фарит Султанбеков пишет в своей книге (стр. 67-69, даю перевод): «В середине пятидесятых годов кто-то из наших товарищей по лагерю в Едлино неосторожно высказался в таком духе, что Абдулла Баттал невольно помог предателю Ямалутдинову напасть на след подпольной организации. Потом этот слух вошёл в книги уважаемых писателей и историков. Я жалею, что в своё время не обратил на это внимания. Сейчас бессонными ночами я думаю, как опровергнуть несправедливые слова в адрес Абдуллы и восстановить его честное имя… Для наблюдения за каждым человеком из легиона I-C у гестапо были отдельные агенты… Даже в условиях ареста в гестапо Абдулла для фашистов был «крепким орешком».

Дошло до того, что в отсутствие других аргументов даже мы начали верить в слух о чрезмерной довер-чивости Абдуллы. Я и сейчас не уверен, что наша с Султанбековым мечта сбудется в ближайшем будущем (он этого не дождался). Выходит, «в середине пятидесятых годов» с «джалильцев» сняли клеймо предателей, только Батталу его лишь заменили на клеймо болтуна…

Со слов Р. Мустафина в музее Джалиля 23 августа 2006 года (и по его книге), в легионе был некий художник Шамбазов, который заявил на допросах, что Джалиля немцы не казнили, а предоставили возможность бежать на запад. На вопрос, откуда он слышал это, тот лишь сослался на какие-то слухи: так, мол, говорили; и исходя из этих слухов, Джалиля с 1945-го по 1953 год считали предателем. Но почему этот слух о Джалиле опровергли, а о Баттале – что он проболтался провокатору – поддерживается? Судя по описанию истории востановления честного имени Джалиля – потому, что до нас дошли патриотические стихи Джалиля, а дядя, как и остальные, хоть и продолжал писать в плену стихи, но не в таком количестве и они не дошли до нас. Письма Иконникова датированы 1980-м годом, а впервые опубликованы Мустафиным в 2006-ом; выходит, эти подробности были тайной для широкой общественности 26 лет! Фарит Султанбеков смог поделиться душевной болью за Баттала только в 2001-ом, издав собственную книгу, как обещал боевым товарищам, благодаря всесторонней поддержке своих детей, в том числе финансовой - зятя-предпринимателя. Как рассказывал Султанбеков, «Абдулла так поднимал настроение товарищам, что мы забывали, что находимся в плену», а по словам Мустафина, Абдуллу Баттала держали в отдельной от других камере, чтобы он своими шутками не поднимал боевой дух остальным. Вот я и думаю: может быть, Абдулла Баттал, как отличавшийся открытым характером, потому и был выбран «громоотводом» для остальных?

После этого не приходится удивляться, что «уважаемые писатели и историки» восприняли этот слух как истину. Не грешить же на «символ» татар и «организатора группы»… Доктор исторических наук, профессор МГИМО Абдулхан Ахтамзян пишет в своей книге «Муса Джалиль и его соратники в Сопротивлении фа-шизму» (Казань, 2006г.) про Абдуллу Баттала: «Именно к нему, человеку доверчивому, эсэсовцы подсадили провокатора, который и навёл на след подпольной группы» (стр. 94); персонаж Абдуллы в спектакле Туфана Миннуллина «У совести вариантов нет» кается перед товарищами: «Вы же знаете, я слишком доверчивый человек… Вот из-за этой доверчивости мы и попались! Для меня все хороши, я не могу отличить, кто на-стоящий человек, кто – предатель…»; Ренат Харис пытается выразить муки совести Баттала (перевод Р. Бу-хараева):

                      «Повесят, расстреляют пусть скорей!

                       Пусть на ремни язык мой пустят длинный!

                       Все пытки этих нелюдей-зверей

                       Не стоят пытки совестью бессильной!».

Это ещё написано с уважением и с упоминанием, что товарищи «прощают» Баттала за провал их органи-зации. (Ну конечно, в современных сочинениях они «прощают» одного избранного, раз сами «много чего начали понимать уже после суда» и «увидели ошибки друг друга»…). Вот в пьесе Диаса Валеева «День «Икс», теперь, правда, практически забытой, один из товарищей Абдуллы несколько раз раздражённо повторяет: «Ну почему Баттал ляпнул, что восстание состоится четырнадцатого! Ну почему…». Думаю, было бы справедливо, если бы когда-нибудь появился третий вариант спектакля о членах группы Курмаша, в котором они были бы описаны с учётом «вновь» открывшихся, но, как выясняется, давно известных исторических фактов, без выпячивания одних и принижения других.

В юриспруденции есть правило: сомнительные, недоказанные версии истолковываются в пользу обви-няемых. Так почему это правило, применяемое к обвинённым в преступлениях, не применяется к людям, признанным патриотами? А пока Курмаш и Баттал остаются двумя «полюсами» в своей подпольной органи-зации: если Курмаша теперь начинают признавать её руководителем, то Баттала в народе считают простаком, в одночасье провалившим всю подпольную сеть в Германии.

Об этих «грустных мыслях» я постарался сообщить, конечно же и тем, для кого «джалильцы» явились темой для статей и художественных произведений. Несмотря на напоминания, из них до сих не ответил никто. Это и неудивительно, раз шестой десяток лет после реабилитации Джалиля его товарищам отводится роль фона для подчёркивания его исключительности.

25 августа 2008 года после выхода из музея Джалиля, где проходила встреча с его дочерью, меня попросили дать интервью для телеканала ТНВ, в котором я сказал, что нужно так же полно, на равных, рассказывать обо всех товарищах Джалиля, как о нём самом. На следующий день мне позвонили из этого музея и посоветовали думать, прежде чем давать интервью, особенно когда находишься в музее Джалиля; далее было сказано, что они на каждой экскурсии рассказывают о его товарищах, но поскольку это музей Джалиля, то и говорить они должны главным образом о нём; вот если бы они работали в музее Баттала, они и рассказывали бы в основном о Баттале, и это, конечно же, мне понравилось бы… Я ответил: нет, не понравилось бы, а Джалиля нужно хвалить за его личные заслуги, а не его товарищей; например, считается доказанным, что истинным руководителем их группы был Курмаш, тогда почему все упорно повторяют, что таковым был Джалиль? И если моего отца и его братьев в своё время никто не хотел слушать, так что, теперь я должен бояться говорить то, что думаю? Поскольку наш разговор на этом был закончен моей собеседницей и без ответа на моё возражение, мне остаётся завершить свой ответ работникам музея Джалиля заочно.

Жаль, что у нас возникло разногласие, но, если уж быть точными, я давал интервью не в музее, а на улице. Во-вторых, да, они дают экскурсантам и портреты соратников Джалиля, но сотрудница музея, которая делала мне «выговор», сама же и приглашала меня НЕ НА ЭКСКУРСИЮ, а на ВСТРЕЧУ с дочерью Джалиля. А на этой встрече, как нетрудно догадаться, тоже слышались ставшие привычными за десятки лет панегирики в честь только одного героя - её отца, а ведь 25 августа – не день его рождения, а день памяти ВСЕХ членов их подпольной группы.

В третьих, сотрудники этого музея уже больше года знали, какого я мнения о дозированном освещении подвига «джалильцев». В прошлом году 30 июля я по просьбе М. Черепанова занёс им газету «Открытый урок» со своей статьёй, где высказался на эту тему, а позже получил от них достаточно прохладный отзыв о статье. Или я должен был изменить своё мнение перед камерой только потому, что во время интервью оказался на фоне одной из вывесок их музея? Мало того, я высказал не только своё мнение, но и мнение моего отца и его братьев. Как нетрудно догадаться, оно складывалось годами, поэтому я очень даже подумал, прежде чем сказать то, что сказал. Кстати, в тот же день после митинга точно так же, как и я, высказалась в интервью тому же телеканалу и родственница Абдуллы Алиша Гульшат Сункишева, а ведь мы до этого не были знакомы.

Далее: сотрудникам музея Джалиля десятки лет как должно было быть известно и мнение авторитета, много сделавшего для восстановления доброго имени «джалильцев» и с уважением встречаемого ими в своём музее. Кто, как не они, лучше других должны знать содержание его книг? Напомню им отрывок из книги Р. Мустафина «По следам поэта-героя» (Москва, 1971; стр. 190):

«Не раз мои рассказы о подвиге Мусы Джалиля перебивали вопросом:

– Почему всё время говорится об одном Джалиле и почти ничего о его товарищах? Ведь они вместе с ним встретили смерть – и ни один из них не дрогнул!

Замечание, конечно, справедливое. Но приходится помнить о том, что имена многих патриотов, казнённых вместе с поэтом, стали известны лишь много позднее, то есть почти четверть века спустя. Поиск материалов о них был связан с рядом трудностей и не закончен до сих пор. А ведь жизнь каждого из них достойна целой книги …».

Даже после выхода этой «книги-поиска» прошло тридцать семь лет, а её автор до сих пор сетует, что пора хотя бы начать присваивать улицам имена героев, а Ренат Харис вопрошает, почему о них нет даже заметок в Татарской энциклопедии. Но вряд ли кто сможет представить себе, чтобы телефонный звонок с претензиями по поводу этих слов раздался в их квартирах…

Наконец, такого же мнения о соратниках Джалиля был и писатель, которого Джалиль называл своим лучшим другом (а И. Забиров – «главным джалиловедом») – Гази Кашшаф, написавший в 1964 году: «…а ведь каждый из них – бессмертный герой; их должна знать вся страна, весь советский народ!» («Муса турында истәлекләр», стр. 308). Но почему-то только я вызвал раздражение у хранителей музея Джалиля.

В 1960 году в Москве вышла документальная повесть корреспондента газеты «Правда» Юрия Королькова «Через сорок смертей», в которой были названы шестеро товарищей Джалиля из десяти, казнённых вместе с ним. Почему же никто не торопился рассказывать хотя бы о них, в то время как публиковались стихи Джалиля, его биография, ему присваивали звание Героя Советского Союза, присуждалась Ленинская премия, устанавливался памятник и т.п.? Неужели автор повести тоже ошибся, как и Кашшаф, похвалив не того, кого надо, в дарственной надписи в своей книге: «Фуату Баталову, брату героя на память о встрече от автора (подпись), Казань 21.5.62»?

В самом деле, где факты, неопровержимо свидетельствующие о «руководящей и направляющей роли» Джалиля? Как следует из доступных широкому кругу читателей источников, из немецких архивов известно о руководящей роли именно Курмаша; например, заголовок «Приговора Имперского суда» - «Курмашев и десять других» и то, что его казнили первым, как «самого опасного» подпольщика. Джалиль был таким же героем, как остальные члены их группы, но быть «душой группы» и руководить ею – всё-таки разные вещи.

Думаю, лет через десять-двадцать высказанное мною мнение будет считаться само собой разумеющимся. А пока я могу сослаться, например, на упоминавшегося выше автора книги «Муса Джалиль и его соратники в Сопротивлении фашизму» профессора МГИМО Абдулхана Абдрахмановича Ахтамзяна, который в этом году приезжал из Москвы на традиционный митинг, посвящённый памяти «джалильцев». Он пишет в своей книге о группе, пока называемой «группа Джалиля-Курмаша»: «Главным зачинщиком» татарского сопротивления нацистам имперский суд признал Гайнана Курмашева…» (то же самое ранее писал и Р. Мустафин); «…эту группу советских военнопленных татарского происхождения правильнее и точнее было бы называть «Группой Курмашева». Именно под этим девизом можно продолжать поиск в германских архивах».

В этом же году, находясь в отпуске в санатории на озере Кичиер, расположенного в республике Марий Эл, я увидел в библиотеке санатория несколько книг, изданных в Йошкар-Оле в последние годы, каждая из которых была посвящена одному из районов республики: «История сёл и деревень Республики Марий Эл. Сборник документальных очерков». Я взял книгу о Парангинском районе и нашёл упоминание о деревне Куянково, где, как известно, преподавал в школе Гайнан Курмаш. На стр. 158 я прочитал: «Немало подвигов совершено куянковцами на фронтах и в тылу. Особое предпочтение жители деревни отдают своему земляку Гайнану Курмашеву, боровшемуся с фашистами в плену рядом с поэтом-героем Мусой Джалилем. Г. Курмашев героически погиб, возглавляя антифашистскую подпольную группу в концлагере». Как видите, авторы не сочли зазорным назвать вещи своими именами и не считают, что это принижает роль Джалиля. А авторами указаны: «координационный» и «редакционный» советы, комитет Республики Марий Эл по делам архивов, Государственный архив Республики Марий Эл, администрация муниципального образования «Парангинский район».

Да, жители Куянково тоже «особое предпочтение» отдают Курмашу, даже называют его, уроженца Ка-захстана, своим земляком, а в музее Больших Тиган в связи с Абдуллой Батталом рассказывают о его братьях, но там тоже обязательно упоминают Джалиля и в нём есть фотографии и других соратников дяди Абдуллы. Но у кого из «джалильцев» остался «собственный» музей-квартира? В лучшем случае это деревенские краеведческие музеи, малоизвестные за пределами своего района, в которых историческая правда сохраняется силами местных энтузиастов.

Все так стремятся продемонстрировать своё почтение к Джалилю, что очередной автор или выступающий уже не может вознести его выше предыдущего оратора. Однако даже в этой ситуации, я считаю, можно и нужно сделать ещё один, последний шаг в оказании уважения к памяти Джалиля. Это – максимально полный, правдивый рассказ в музеях, книгах и т.п. о каждом члене подпольной группы - разумеется, включая его самого. Для меня это важнее, чем появляться перед телекамерами с призывами, которых не слышат.

А кто считает, что такое предложение унижает честь и достоинство Джалиля, пусть попробует ответить: а разве не унижает честь и достоинство родных и земляков Гайнана Курмаша приписывание его роли руко-водителя подпольной группы его товарищу Джалилю, продолжающееся годами? Родных других его сорат-ников – упоминание их, как правило, «списком»? Родных Абдуллы Баттала - бездоказательное изображение его простачком, по простоте душевной провалившим свою организацию?

28 августа 2008-го я смог встретиться с Ахтамзяном в его номере гостиницы, где, в частности, задал ему такие вопросы: «На последнем митинге все, как один, сначала отмечали, что нельзя забывать и товарищей Джалиля, а потом говорили, что этот год особенный, потому что в этом году исполняется сто лет со дня ро-ждения Абдуллы Алиша. Но, например, в прошлом году исполнилось также сто лет со дня рождения Гарифа Шабаева, так почему никто не сказал тогда, что в связи с этим 2007 год - «особенный»? Что, финансовый работник Шабаев или другие их товарищи – люди низшего сорта по сравнению с теми, кто был писателем?». На это ответа не последовало. Далее: «На чём основывается утверждение, что подпольная организация «Джалиля-Курмаша» провалилась из-за чрезмерной доверчивости Баттала?». Ответ: «Ни на чём». – «Тогда почему во всех публикациях повторяется этот слух?» - «…Там был Ямалутдинов…». Хорошо ещё, профессор не стал отвечать, что, мол, «все так говорят».

А у Мусы Джалиля, я думаю, кроме участия в подпольной борьбе, есть и действительно его личная заслуга, за которую ему должны быть обязаны родные его соратников. Как известно, многие из них в плену тоже писали стихи (например, см. книгу «Джалильцы» («Җәлилчеләр») Рафаэля Мустафина; Казань, 1988), но Джалиль, как поэт по призванию и профессионал, написал в плену настолько много красивых, патриотических стихов, что часть из них дошла до родины (конечно, с помощью друзей), где вызвала интерес и сомнение в предательстве сначала их автора, а потом и остальных членов подпольной группы. Как пишет А. Ахтамзян: «Его записи – уникальные (выделено мною – Ф.Б.) документы, свидетельствующие, что татарские патриоты не пошли против своей Родины…»; «Благодаря тетрадям М. Джалиля исследователям удалось постепенно размотать клубок, воссоздать легенду, в которой нет места вымыслу…» (стр. 82).

Как пишет М. Черепанов в статье «В чём заключался подвиг Джалиля?» («Зачем живым Долина смерти?», стр. 184), «Именно вмешательство М. Джалиля позволило выбить из рук Шафи Алмаса и других лидеров национальную карту… Главный результат его деятельности в том, что поволжских татар не постигла участь калмыков, ингушей, чеченцев и крымских татар». Но из доступной всем литературы следует, что «выбивание национальной карты» из рук «националистов, предложивших свои услуги немцам в организации татарских легионов» и, соответственно, спасение поволжских татар от депортации - общая заслуга всей группы Курмаша. Ведь сам М. Черепанов говорит: «Подпольная работа в легионе «Идель-Урал» началась до того, как Джалиль получил возможность к ней подключиться. …«Разложение» легиона – заслуга других наших земляков, реабилитированных в советской истории лишь под именем «джалильцев» («Были ли легионеры джалильцами?», стр.206); «Наоборот, именно факт успешного восстания укрепил Джалиля в решении подключиться к важной и опасной работе подпольщиков, а не только писать стихи о своей любви к Родине, сидя в бараке лагеря» (стр. 182). А. Ахтамзян: «…татарская группа сопротивления нацизму казнена за доказанную в суде деятельность против вовлечения национальных легионов в вооружённую борьбу против своей страны, за подрыв военной мощи рейха» (стр. 85); обратите внимание: группа, а не один Джалиль.

Поэтому напрашивается вывод, что подвиг Джалиля заключается в том же, в чём и подвиг его соратников, но если бы не его творчество в плену и не записка, найденная в мае 1945-го во дворе тюрьмы Моабит, как знать, возможно, члены группы Курмаша ещё лет пятьдесят считались бы предателями, что почувствовали бы и теперешние поколения их родственников…

Ранее, при подготовке нашей поездки в Германию, со слов господина Хербста выяснилось также, что могил казнённых на гильотине не существует, так как их тела отправляли на анатомические исследования, тогда как в одной из книг о «джалильцах» говорилось, что они могут быть захоронены или в местечке Дебориц, или Зеебург. В базе данных музея практически не оказалось и сведений о товарищах Джалиля, например, о Баттале им известно только то, что записано в «смертной карточке». Никто не знал даже, что его родителями в ней указаны его родная сестра и её муж. Имеются также две его фотографии, полученные, как и копии приговоров, из музея Джалиля в Казани. Поэтому господин Хербст просил нас прислать им все сведения об Абдулле Баттале, какими мы располагаем.

В оставшиеся дни мы посетили старейший зоопарк Берлина, рейхстаг, посмотрели Бранденбургские ворота, остатки берлинской стены, панораму города с телебашни и поездили по улицам на арендованных велосипедах. Как и исторические места, всё было снято на видеокамеру.

А я, конечно же, готов к АРГУМЕНТИРОВАННЫМ ответам на приведённые мною вопросы.